Этнос и нация

От империи к национальному единству.

Бородай Ю.М.

Опубликовано // Новая Россия. 1994. № 3–4.  

1. Этнос и нация

В современной социологии, начиная с Фердинанда Тенниса, общепринятым стало противопоставление как бы самой Природой заданных «естественных общностей» и исторически образованных, в какой—то мере сознательно сконструированных политическими и экономическими средствами социальных форм «гражданского общества». Первые — это отношения родовые, общинные, племенные, этнические, непосредственные продукты антропогенеза. В этот же ряд «естественных» ставят обычно и отношения национальные, что приводит к недоразумениям не только теоретическим, по и практическим, попытки распутать которые чреваты подчас большой кровью.

У нас смешение этих понятий — этнос и нация, — вплоть до их полного отождествления, стало обыкновением. После выхода в свет замечательных книг Льва Гумилева. Я и сам поклонник этого автора, но для меня очевидно: этнос и нация — понятия, хотя и родственные, вместе с тем принципиально разные.

С точки зрении общей концепции этногенеза этой разницей можно было пренебречь, что и сделал Л.Н.Гумилев. Но можно ли ею пренебречь, когда речь идет о разрыве старых «имперских» связей и попытках конструирования новых геополитических реальностей? Неучтенная разница начинает бить нам не только в глаза, но и прямо по голове.

Я с величайшим почтением отношусь к самоопределению — вплоть до чего угодно. Вместе с тем позволю себе задать вопрос: ну, а что, если каждый этнос, возомнив себя зрелой нацией, станет претендовать на строительство суверенного государства? Что получится? Думаю, не получится ничего, кроме моря грязи и крови — крови, напрасно пролитой, ибо локальный этнос сам по себе не в состоянии прочно удерживать государственный суверенитет, даже если он его и добьется на время.

Государственное самоопределение — это снятое право только и только нации. Но в отличие от локальных, замкнутых на себя этносов первый важнейший признак нации заключается в том, что она исходно, по природе своей, полиэтнична, или точнее надэтнична. Например, кто такие современные англичане. Исходно — романизированные кельты смешавшиеся с германскими племенами англов и саксов, завоеванные потом офранцузившимися норвежцами, т.е. норманнами. Потомки всех этих очень разных в прошлом этносов считают сегодня себя англичанами и соответственно действуют в мире. То же самое можно сказать об итальянцах, немцах, французах… А русские? Более зубодробительное этническое смешение, из которого выросло (и еще по сей день растет!) органичное национальное единство, можно искать разве что в современных США. Или в древнем Китае.

К этому необходимо добавить, что секрет национального единства заключается отнюдь не просто в политическом т.е. принудительном объединении разнородных этнических элементов в рамках единого государства. Например, англичане, сами став нацией, завоевали Индию на три века включили ее в состав империи, но при этом не смешались с аборигенами, не стали относиться к ним так же, как и к самим себе. Имперский принцип объединения столь же принципиально отличен от национального единства, как и сама нация отлична от этноса.

Я думаю, что Гумилев был совершенно прав, рассматривая этнос как «естественную общность». Сама по себе она не нуждается в государственности. Этническое единство основывается не на искусственно сконструированных региональных юридических нормах, а на стихийно сложившихся обычаях и присущих данной общине бессознательных представлениях — архетипах. Эти этнические «коллективные представления о добре, зле, о том, чего надо стыдится, чем гордиться и т.д.» — составляют основу оригинальной этнической нравственности, которая и регулирует внутриэтнические отношения. Право здесь ни при чем — этнос может легко обойтись без суда, полиции и писаных норм. При этом у каждого этноса свои нравы т.е. свои особые коллективные представления о тех трансцендентных ценностях (Боге или «суперэго»), ради которых можно и должно поступаться собственным эгоизмом — вплоть до самопожертвования.

Например, старозаветный чеченец не простит себе (его просто совесть замучает), если он не отомстит за своего родича, хотя его могут казнить за это как обычного уголовника. Совершенно иная нравственная мотивация будет двигать поступками православного самосожженца—раскольника. Староверы, кстати, давно сложились у нас в субэтнос с особенными поведенческими стереотипами.

Вводимые государством всеобщие юридические нормативы могут сдерживать специфические этнические реакции, но не они составляют их существо. Нельзя искусственно сконструировать угодный начальству этнос — не создашь природную, естественную общность посредством административного творчества, путем установлении каких—нибудь особых государственно—правовых норм.

Другое дело нации. Без элементов рационального государственно—правового регулирования, общего и одинакового для всех граждан, нации немыслима. Из этого не следует, что нация тождественна империи. Напротив. Так же, как и этнос, нация — органическое единство. В отличие от этноса, нации, конечно, складывается не совсем стихийно и не без элементов насилия, но при этом, в отличие от империи, она строится все—таки по моделям и формам если не «естественной», то «соборной» общности, хотя уже и не сводится только к ней. Так же, как и культура не сводится к местному культу, общенациональное право — к сумме местных обычаев, а искусство — к фольклорно—этнографическому материалу или традиционному ремеслу.

Наличие полифоничной оригинальной культуры, претендующей на мировую значимость, — признак национальный. При этом обязательна именно многослойность, гармоничное хоровое звучание, сохраняющее в глубине изначальную этнографическую многоцветность. Такова, например, культура российская, а не просто русская в узкоэтническом смысле. В глубине российской культуры живут мотивы русские, белорусские, мордовские… Для меня, например, Пушкин, Гоголь — поэты российские, Кольцов — чисто русский —так же, как Шевченко — украинский. Подобное есть и в иных культурах; скажем, в национальной французской гармонии различимы лады провансальские, бретонские…

Поскольку нация по природе своей полиэтнична, она немыслима без сочетании элементов соборности и принудительной социальности. Или, если применять терминологию Макса Вебера, — без сочетания «горизонтальных» и «вертикальных» связей. Горизонтальных — то есть этнических, субэтнических и общинных, конфессиональных, корпоративных. Вертикальных — то есть общих для всех принудительных государственно—правовых норм и прямых административных распоряжений власти. Только органичное сочетание горизонтальных и вертикальных связей может обеспечить объемность и полноту жизни национального организма. Одностороннее доминирование «соборности» (горизонтальных связей) провоцирует сепаратизм; стремление все отношения подчинить, государственной «вертикали» ведет к плоской тоталитарной структуре. Для каждой нации есть свое оптимальное сочетание горизонтальных и вертикальных связей; ориентация на заемные схемы не поможет.

Перед локальным этносом таких задач история не ставит. Что не исключает попыток создания абсурдных моноэтнических государств по принципу: «чем я хуже всех других — великих и высокоразвитых, я — тоже сам себе нация!» Сегодня, в эпоху общероссийского национального кризиса, такие попытки мы видим и каждом углу общего нищего дома. Но разрушительны, болезненны они не только дли общероссийского единства. Это кровавый и, что еще хуже, тупиковый путь для самих этносов.

Хотя российские просторы велики, на них нет обширных территорий с моноэтническим населением. Моноэтническая государственность может осуществляться только в форме апартеида — образование непрочное и в наше время бесперспективное. В этом случае не встает задача определения оптимального сочетания «вертикалей» и «горизонталей»; все соборности, кроме «коренной», подлежат распылению. Единственной задачей моноэтнического государства станет подавление «инородцев», а то и более того — «своих» по крови, но с иными нравами. «Всякий эстонец, которому нравится Достоевский, неполноценный эстонец»… Вам смешно? Смотрите нынешнюю эстонскую прессу. Или украинскую.

* * *

Возникает законный вопрос: а каким другим способом этнос может развиваться в нацию, кроме попыток строительства собственной государственности? Как без них обойтись, если стремиться к прогрессу? На этот вопрос можно ответить целым рядом вопросов.

Захочет ли этого сам этнос? Речь, разумеется, не о политиканах, разыгрывающих этническую карту в шкурных интересах…

Еще вопрос: вообще нужно ли каждому этносу «развиваться» в нацию? Может быть, это для этноса вовсе не благо, а смертный крест?

Что понимать в данном контексте под словом «развитие»? Уместно ли здесь оно? Говорят о желательности сохранения самобытных этнических качеств народа. Так «сохранение» — или «развитие»? По мере прогресса, по мере повышении уровня грамотности населения, его всесторонней динамичности самобытность этнических качеств как известно, стирается.

Лучший способ сохранить этническую самобытность — оставить народ в состоянии первобытном.

Кстати, в свое время об этом прямо так и писал наш великий «реакционный» мыслитель Константин Леонтьев, которому очень нравились этническая многоцветность и яркие, экзотические, резко очерченные характеры. Ему был ненавистен быстро теряющий этническое лицо Запад, превращающий народы в серую однообразную цивилизованную толпу одинаковых. Леонтьев был логичен. Исходя из своих эстетических пристрастий, он выступал против всякого развития вообще, в том числе и национального, — ему удалось достаточно убедительно показать, что, вопреки намерениям, подлинным результатом политических националистических движений современности становится в конечном счете космополитизация.

Стирание своеобразных этнических качеств по мере развития есть закон, нравится он ним или не нравится. В нормальных условиях это процесс эволюционный, относительно медленный. Но он становится очень быстрым, если этнос берет на себя труд строительства нации, создания своего суверенного государства.

При этом возможны два основных варианта. Первый — на территории полиэтнического контакта временный «победитель» пытается строить моноэтническую государственность апартеидного типа. Путь тупиковый, ибо из ненависти и насилия соборность не вырастает. Неизбежны серия катастроф и в конце концов подчинение территории одному из сильных соседей (такова, на мой взгляд, судьба бывшей советской Прибалтики).

Второй путь — строительство надэтнической государственности. Хотя в реальной истории образования наций совмещались обе тенденции, успех достигался лишь там, где доминировала вторая. Но что значит «успех» для этноса—созидателя? Чтобы прорасти и умножиться, зерно должно умереть…

На земле по сей день живут многие сотни вполне самобытных этносов. Они сохранились, поскольку не начинали «развития» в нацию. Но где сегодня, например, белокурые голубоглазые франки, давшие свое имя французам? От этноса—созидателя чаще всего остается лишь этноним, ставший именем нации, и лингвистическая структура общенационального языка. Два памятника.

Этническое самоотречение, самоограничение — вот судьба этноса—строителя. Никто ему не простит претензий на какие—либо особенные права. Исключительно силовым способом, путем покорения чужих наций и этносов созидались империи, но не нации. Все вокруг будут бороться за свою особость, будут отстаивать права на свой, данный природой нрав, и их всех нужно понять —полюбить! — и пойти всем навстречу, принимая и утверждая по мере возможности многообразные этнические претензии как свои; конечно, в разумных пределах, очерченных общенациональным интересом.

Именно так поступали наши предки, русские люди. Говорят, у них был широкий характер, Достоевский назвал это «всечеловечностью». Но я думаю, то не специфически русское качество. Без такого качества, присущего этносу—созидателю, не могла быть построена ни одна нация. Другое дело, что срок жизни «всечеловеческих» этносов не очень велик: плодоносное этническое зерно должно умереть, чтобы прорасти, зацвести, скреститься с иными этносами и умножиться в совершенно новой — общенациональной форме.

Я полагаю, что, в отличие от уже сложившихся западноевропейских наций, Россия — грандиозная по своему замаху, но не зрелая, молодая евразийская нация, далеко еще не завершившая процесс своей стройки. Впрочем, замах был, видимо, слишком широк. После Петра национальный принцип строительства был отчасти совмещен с имперским, а после Октябрьской революции вообще подменен мировой тоталитарной утопией. Все это стало причиной глубокого национального кризиса, который мы переживаем сейчас.

* * *

Сегодня перед Россией дилемма: назад или вперед?

Назад… Значит, принять установку на отход в рамки «этнически чистого» русского государства, то есть начать движение вспять к денационализации под каким—нибудь идиотским лозунгом вроде «Россия только для русских!» Здесь, во—первых, совершенно неясно, до какого предела придется пятиться? До Московского княжества времен Калиты? Но ведь с этнической точки зрения и сама Москва — это не чисто русский город. Тогда проблемы московские не уступят проблемам казанским. А, с другой стороны, в Казахстане две трети населения в большей степени, чем москвичи, ощущают себя россиянами, и, надеюсь, они не позволят, чтобы от них так легко отмахнулись.

Вперед… Значит, попреки всем бедам, делать ставку на продолжение созидательной общенациональной работы, очищая стройку от чужеродных национальному принципу утопически—коммунистических и имперских конструкций. Именно в этом, мне кажется, надо искать ключ к разрешению национального кризиса. Это путь реинтеграции большей части СССР в форме новой России. Я думаю, первыми на этот путь будут вставать хлебнувшие самостийного лиха наши братья из Казахстана, белорусы, украинцы. Они сами, я надеюсь, избавятся от местечковых политиканов и начнут давить на предательский московский центр, требуя объединения, ибо иначе им просто деваться некуда. Ведь не назад — не с Китаем объединяться Актюбинску и не с Турцией Крыму.

Я думаю, что дилемма — вперед или назад — ложная, ибо этногенез нельзя повернуть вспять. То, что уже веками складывалось в форму единой нации, нельзя искусственно разъять на составные этносы, их в прежнем виде уже давно нет.